Шон и его брат Уиллис работают вместе. Поскольку компанию основал Шон, он всегда был ее управля­ющим дupeктopoм, хотя братья не оговаривали этого прямо, однако совершенно неожиданно подводные течения, уже некоторе время набиравшие силу в их отношениях, прорываются на поверх­ность, и Уиллис сообщает Шону, что берет на себя управление компанией и с этого момента собирает­ся вести дела по-своему. Более того, Уиллис дает Шону понять, что, если того это не устраивает, он может уйти, но при этом ничего не получит.

После такого оборота событий Шон сталкивается в самой настоящей дилеммой, так как на карту поставлено все то, ради че­го он трудился и на что надеялся; проблема ещё и в том, что именно он обеспечивал гарантии всех обязательств Компании. Таким образом, если Шон останется в деле, то окажется в неловком поло­жении, так как ему придется во всем отчитывать­ся перед братом — и, прежде всего, за самого себя, ведь компанию основал он! С другой стороны, если Шон позволит брату вести дела по-своему и прос­то уйдет, то по закону нести ответственность, если Уиллис разорится, будет он.

Что же делать Шону? Чтобы ответить на этот вопрос, следует прежде всего принять во внимание тот факт, что Шон — ученик Пути Воина, поскольку именно это определяет возмож­ности его выбора. Если бы Шон не был учеником, варианты воз­можного поведения были бы самыми разнообразными —в пер­вую очередь, именно поэтому в начале данной главы я пояснял разницу между тем, кто серьезно намерен стать воином, и тем, кто просто хочет воспользоваться учениями, чтобы сделать свою жизнь богаче. Поскольку в моих книгах учения передаются в их чистом виде, то есть исходя из предположения о том, что чита­тель является настоящим учеником, бремя ответственности за применение этих учений с надлежащей осторожностью и рассу­дительностью ложится на самого читателя. Иными словами, ес­ли читатель окажется в неприятном положении по той причине, что никогда серьезно не намеревался стать воином, он должен понимать, что не имеет никакого права обвинять ни учения, ни меня. Если читателю захочется поплескаться в учениях Толтеков, никто не сможет ему помешать, однако он должен следить за тем, чтобы не обжечь в этом кипятке пальцы или, хуже того, не потерять всю руку!

Вернемся к Шону — ученику на Пути Воина. Легко понять, что он не может избрать ни один из тех вариантов, какие сгоди­лись бы для обычного человека, не являющегося учеником, так как любые такие возможности выбора лишь привели бы Шона к укреплению восприятия иллюзии сна и заставили бы его пос­тоянно повторять собственную глупость. Поскольку Шон хочет стать воином, у него нет иного выбора, кроме попытки прило­жить все силы к тому, чтобы вести себя подобно поистине безуп­речному воину. Это чрезвычайно важно, так как ученики очень часто склонны забывать о том, что единственный путь к тому, чтобы заявить свои права на силу воина, — столкнуться с вызо­вом силы, а именно это и произошло с Шоном.

И все же, когда это случается, ученик обычно прилагает все усилия к тому, чтобы увильнуть от испытания, отчаянно возра­жая против того, что он уже готов справиться с этим испытани­ем как должно воину. Однако мы говорим не о тренировке на теннисном корте — мы имеем дело с подлинным вызовом, бро­шенным силой; это испытание становится для Шона настоящей битвой, исход которой повлияет на всю его последующую жизнь — и не только на его жизнь, но и на жизнь его брата, их родите­лей и всех тех, кто связан с этой ситуацией. Такова природа Пути Воина: если человек хочет стать воином, он должен быть готов вскочить на ноги и сражаться изо всех сил независимо от того, хватает ли у него этих сил для победы.

Если Шон собирается отнестись к этому испытанию подоб­но настоящему воину, то первым делом он должен применить первый аспект правила сталкера, который гласит: воин сам выби­рает свою битву. Это совсем не означает, что воин сам принима­ет решения о том, в каких битвах принять участие, а от каких отказаться. Любое испытание очень важно, так как несет в себе дар силы, и потому воины просто не могут позволить себе отка­заться от какого-либо сражения. В действительности эти слова означают, что человек должен отдавать себе полный отчет в том, что именно является настоящей битвой. В зависимости от уров­ня восприятия, любое испытание можно рассматривать под нес­колькими различными углами зрения, и все эти перспективы позволяют оценивать сражение. Обычно люди не достигают осо­бой ясности в отношении трудностей своей жизни, так как боль­шинство из них склонно сосредоточиваться на «плохих» сторо­нах испытания и в результате вынуждено сражаться в «плохих» битвах.

Итак, если Шон намерен удостовериться в том, чем является его столкновение с братом, он не просто не может выбрать свою точку зрения случайным образом и счесть этот взгляд на битву подходящим; вместо этого он должен с огромной тщатель­ностью оценить обстоятельства и условия сражения. В этом смысле Шону очень важно помнить о том, что мир не таков, каким кажется. Пытаясь делать это, Шон не забывает и о том, что он должен принять свое испытание за чистую монету, так как именно это становится началом битвы, но в то же время он не должен оказаться в ловушке поверхностного отношения к испы­танию как к настоящей битве. Шону необходимо помнить и о том, что он должен постоянно стремиться к использованию щи­та воина — если он потеряет бдительность и не вступит в свое сражение со страхом, уважением и полной уверенностью, это бу­дет равнозначно поражению.

Добившись такого уровня ясности в отношении того, с чем он столкнулся, Шон все еще испытывает потребность удостове­риться в том, что именно в этой ситуации является подлинной битвой лично для него. Если Шон не собирается слепо пялиться на поверхностное значение этого испытания, ему настоятельно необходимо сместить фокус с той точки зрения, с какой он при­вык рассматривать испытания такого рода. Это подразумевает, что он должен выслеживать свое восприятие; в противном слу­чае выработанные за всю его жизнь привычки будут удерживать его в рамках обычного восприятия. Чтобы добиться этого, Шон должен стремиться к использованию правила сталкера, однов­ременно не забывая о том, что это можно сделать, только прини­мая во внимание все четыре составные части сна. Следует пони­мать, что эти четыре составные части пребывают в неразрывном взаимодействии, и это взаимодействие будет определять, во-первых, то, как Шон воспринимает свое испытание, во-вторых, его стратегию и, в-третьих, исход битвы. Любое применение пра­вила сталкера неизменно приводит в действие цепную реакцию, исход которой невозможно предсказать заранее из-за непредска­зуемости причуд силы. Иными словами, применение правила сталкера означает прыжок в непознанное, однако любой непро­думанный прыжок в неизвестное представляет собой полную глупость. Любой, кто окажется настолько глуп, что воспользует­ся правилом сталкера таким образом, просто столкнется с еще большими неприятностями, чем ожидал.

Подлинное искусство опытного сталкера заключается в способности импровизировать, но такая импровизация не мо­жет представлять собой всякий вздор, разыгрываемый в зависи­мости от обстоятельств. Необходимо помнить о том, что речь идет о реальной жизни; если человек хочет избежать острых стрел Вселенной, любая импровизация должна быть виртуозной, невероятно точной и, прежде всего, опирающейся на правду. Весь смысл сталкинга заключается в получении преимуществ в целях выживания, но тот, кто потворствует небрежному и недис­циплинированному поведению, основанному на лжи, не сможет прожить долго — особенно в том случае, если этот человек при­меняет правило сталкера.

Искусство импровизации представляет собой мастерство, которого можно достичь только путем следования точно опре­деленному набору указаний. Обратите внимание на то, что я ис­пользую слово «указания», а не «правила». В импровизации не может быть жестких правил, поскольку каждая возникающая ситуация уникальна и, следовательно, становится исключением из правил. Единственной надежной основой рекомендаций в от­ношении сталкинга может быть стратегия — именно эту осно­вополагающую стратегию и называют набором указаний.

В действительности это не указания в обычном смысле этого слова, но скорее — описания природы того, что называют уме­нием чувствовать путь в темноте. По традиции эти указания словесно выражаются следующим изречением, которое, несмот­ря на его предельную точность, довольно трудно постичь раци­ональным умом.

ЛЮБОЙ МАНЕВР СТАЛКИНГА ПО СУТИ СВОЕЙ ЯВЛЯЕТСЯ ИМПРО­ВИЗАЦИЕЙ. ТАКАЯ ИМПРОВИЗАЦИЯ ДОЛЖНА ОПИРАТЬСЯ НА ВЕР­НЫЙ АНАЛИЗ ВОЗМОЖНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ МЕЖДУ ЧЕТЫРЬ­МЯ СОСТАВНЫМИ ЧАСТЯМИ СНА. КОТОРЫЕ АВТОМАТИЧЕСКИ ВОЗ­НИКАЮТ ПРИ ЛЮБОМ ДЕЙСТВИИ —ФИЗИЧЕСКОМ, ЭМОЦИОНАЛЬ­НОМ И УМСТВЕННОМ. ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ ПРОВЕСТИ ТАКОЙ АНАЛИЗ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В ТОМ. ЧТОБЫ ОЦЕНИТЬ ЛИНИИ НАПРЯ­ЖЕНИЯ. ВОЗНИКАЮЩИЕ В ПАУТИНЕ ЖИЗНИ. ЭТИ ЛИНИИ НАПРЯ­ЖЕНИЯ НЕИЗМЕННО СТАНОВЯТСЯ ДОСТУПНЫМИ ВОСПРИЯТИЮ. КОГДА В ИГРУ ВСТУПАЮТ ЧЕТЫРЕ ПОСТУЛАТА СТАЛКИНГА.

Давайте внимательно рассмотрим следствия этого изрече­ния, чтобы понять смысл того набора указаний, о которых идет речь. Выражение «оценить линии напряжения, возникающие в паутине жизни» очень трудно пояснить, не прибегая к сложным техническим подробностям, однако в интересах изложения я постараюсь свести описание этой технической теории к миниму­му.

Следует понимать, что, поскольку все живое взаимосвязано, каждое возникающее в жизни человека испытание представляет собой лишь следствие взаимодействия энергий, вызванного на­капливающимися влияниями силы.

Это означает, что в рассматриваемом примере Шон вовсе не является жертвой несправедливого нападения со стороны брата. На самом деле, Шон просто столкнулся с испытанием, которое представляет собой совокупный результат невыразимого числа восприятий как прошлого, так и настоящего. Чтобы правильно понять это, нужно осознать, что эти восприятия принадлежат не только самому Шону и его брату, но и их преподавателям в шко­ле и университете, их друзьям и знакомым, их деловым партне­рам и многим другим. Все эти восприятия взаимодействуют, так как порождаемая каждым из них личная сила в конце концов дает начало всеобщей силе. Нужно помнить, что вторичным им­пульсом акта восприятия являются эмоции, и они тоже взаимо­действуют. Все эти взаимодействия порождают новые восприя­тия, и в итоге можно наблюдать множество восприятий, расхо­дящихся круг за кругом — каждый круг порождает новую силу и, помимо того, заряжается эмоциями.

Такие расходящиеся круги всегда порождают определенные последствия в жизнях всех участников событий, и личная воля выразит эти последствия в понятиях каких-либо действий —ум­ственных, эмоциональных или физических. Подобные действия определяются тем, что называют интенсивностью расходящегося круга, породившего само действие. Интенсивность расходящего­ся круга возникает, когда личная сила и вызванные восприятием эмоции одного человека приходят во взаимодействие с теми же качествами другого человека. Очевидно, что если в события вов­лечено большое число людей, то интенсивность расходящегося круга будет определяться взаимодействием между продуктами восприятия каждого участника.

Качество этой интенсивности люди обычно называют тем или иным настроением; оно находится в прямой зависимости от испытываемой степени восприятия. Например, когда два челове­ка беседуют друг с другом и восприятие обоих затуманено соци­альной обусловленностью, ни один не будет воспринимать дос­таточно хорошо. В результате между ними возникнет серьезное недопонимание, а неверные истолкования того, что говорит со­беседник, приведут к разговору, который породит вполне опре­деленный тип настроения. Это справедливо в отношении не только двух собеседников, но и вообще всех форм восприятия на всех возможных уровнях —даже на уровнях расы, страны и все­го мира в целом. Таким образом, в зависимости от той степени восприятия, которая господствует в данный момент, всеобщее качество восприятия, или настроение, может проявляться как жестокость, меланхолия, миролюбие, возбуждение и так далее.

Подобные качества неизменно порождают определенную форму напряжения, и, поскольку все живое взаимосвязано, эти линии напряжения всегда присутствуют в паутине жизни, а каж­дый человек их ощущает, или чувствует. Опытный сталкер ис­пользует эти линии напряжения в своих импровизациях; вполне понятно, что его искусство импровизации зависит от того, нас­колько легко он читает и оценивает характер этих напряжений. Это означает, что искусный сталкер не только обладает высокой чувствительностью по отношению к самым малым смещениям линий напряжения, но и умеет с невероятной точностью толко­вать все тонкости линий напряжения, а также в доли секунды оценивать их потенциальные возможности.

По природе своей линии напряжения представляют собой энергию, которая оказывает влияние и на личность, и на саму паутину жизни. Рассказ о том, как именно это происходит, выхо­дит за рамки настоящей книги, и потому достаточно будет ска­зать, что линии напряжения обычно взаимодействуют друг с дру­гом таким образом, что воплощают в действительность то, что люди считают жизненными испытаниями. В этом и заключается истинность таких утверждений, как «Будь осторожен в своих же­ланиях, ибо они могут сбыться», «Самые ужасные кошмары ста­новятся явью» или «Человек сам навлекает на себя неприятнос­ти».

Итак, если человек хочет увидеть, что представляет собой его битва на самом деле, а не стать одержимым ее поверхност­ным смыслом, он должен научиться выяснять, какие именно линии напряжения привели к этому сражению. Единственный способ обрести такое умение заключается в том, чтобы на прак­тике познать четыре постулата сталкинга, так как, согласно этим постулатам, проникающий в жизнь поток силы неизменно подчиняется определенной схеме — несмотря на то, что исход этого потока совершенно причудлив и непредсказуем. Чтобы понять, как это делается, вновь обратимся к примеру Шона.

Если Шон хочет понять, что именно происходит в его жиз­ни, ему необходимо постараться использовать четыре постула­та сталкинга и выяснить, какие именно линии напряжения по­родили возникшее перед ним испытание. Как показывают четы­ре постулата сталкинга, поток силы может направляться на Вос­ток, Север, Юг и Запад, и потому каждое испытание следует рассматривать в том же порядке. Поскольку Восток представляет собой место трезвости, то, разумеется, первым требованием при преодолении любого испытания является достижение ясности в отношении возникшей проблемы. Однако в первом постулате сталкинга говорится, что весь мир и то, что он в себя включает, представляют собой бесконечную загадку, к которой, без сомне­ний, относятся и жизненные испытания. Таким образом, Шон не может подходить к своему испытанию рационально, поскольку такой подход не оставляет места загадке и, следовательно, позво­лит ему ясно увидеть только поверхностное значение испыта­ния.

Шон не может и убежать от этого испытания, так как во втором постулате сталкинга утверждается, что долг воина зак­лючается в разгадке этой тайны. Одного воспоминания о вто­ром постулате полностью хватает Шону для того, чтобы понять, что он не может уйти и позволить брату вести дела по-своему. Второй постулат относится к Северу, месту действия, и потому Шону требуется предпринять некие шаги — разумеется, его действия должны быть направлены на решение той загадки, воп­лощением которой является возникшее перед Шоном испыта­ние. Вторая часть того же постулата предупреждает, что воин никогда не должен предаваться надежде на то, что это ему удас­тся. На практике это означает, что любое испытание представ­ляет собой лишь частичное воплощение общей загадки. Иными словами, то, что происходит между Шоном и его братом, — не каприз мгновения, но, скорее, результат чего-то такого, что наз­ревало уже долгое время; вполне возможно, этот процесс про­должался на протяжении всей жизни Шона, а его исход повлияет на всю его последующую жизнь. Это очень важный вопрос, ко­торый будет подробнее обсуждаться в следующей главе.

Переходя к третьему постулату, Шон осознает, что если он собирается решить эту загадку, правильно управляя своим испы­танием, то ему необходимо считать самого себя ее частью и стре­миться стать единым с ней. Во всех учениях нет более ясного указания на то, что человек не может позволить себе индульгировать в своей убежденности в том, что он является жертвой. Иными словами, Шон должен признать, что тоже несет часть ответственности за перемены в настроении и поведении своего брата. Это ничуть не удивительно, так как восприятие и его про­дукт пребывают в полном взаимодействии — удивительно то, как часто люди упрямо считают себя совершенно невинными жертвами.

Сейчас мне хотелось бы в очередной раз отметить, что в этом мире нет жертв, но даже если бы они были, то никогда не могли бы оказаться совершенно невиновными. Если человек предпочитает считать себя жертвой, то он действительно стано­вится ею. С другой стороны, если человек предпочитает быть воином, а не жертвой, то он должен осознать, что сам несет от­ветственность за все, что случается в его жизни. Если кто-то выс­какивает на дорогу и его сбивает машина, то пешеход виноват ничуть не меньше, чем водитель. Прежде всего, пострадавший сам решил выйти на дорогу в этот момент. Он мог бы пересечь ее либо в другом месте, либо несколько позже, либо чуть быстрее или медленнее. То есть пострадавший мог быть бдительнее. Во-вторых, следует понять, что, хотя установленный человеком за­кон, скорее всего, примет сторону пострадавшего, эти мелочные законы ничуть не избавят его от вины за то, что пешеход причи­нил ущерб машине другого человека, или за то, что водителя признали виновным в беспечном управлении автомобилем.

Сходным образом, изнасилование происходит потому, что «жертве» нужно пережить такой опыт — быть может, это пока­жет ей, что такое унижение. Вполне вероятно, что человеку прос­то необходимо было пережить унижение, чтобы понять кое-что в отношении собственного поведения. Иными словами, человек должен понять, что именно в нем самом сделало его привлека­тельной целью изнасилования? Если человек чрезмерно сексуа­лен, симпатичен или склонен проявлять свою сексуальную прив­лекательность, ему придется нести за это ответственность. С дру­гой стороны, быть может, он вызывал у окружающих такое раз­дражение, что кто-то почувствовал необходимость подвергнуть его унижению путем изнасилования, — в этом человек также должен принять на себя ответственность за это. Более того, не­обходимо признать тот факт, что если насильник был пойман и осужден —возможно, даже на смертную казнь, —то пострадав­ший будет виновен в наказании этого преступника, пусть даже тысячи людей вокруг начнут восхвалять справедливость при­сяжных и встанут на защиту жертвы.

Те, кто предпочитает верить в существование жертв, часто приводят пример того, как дети, родившиеся инвалидами, явля­ются настоящими жертвами обстоятельств рождения; однако это лишнее доказательство того, что подобные люди совершенно забывают о таких чудесных примерах, как Хелен Келлер. Глу­хая, слепая и немая Хелен отказалась вести жизнь «овоща» в доме для детей-инвалидов, хотя вполне могла бы остаться там, если бы хотела считать себя жертвой. Впрочем, несмотря на все это, я обязан со всей честностью признать, что действительно сущест­вуют некоторые случаи, которые можно считать исключениями из правила. Примером такого исключения могу быть умственно отсталые от рождения дети или дети, родившиеся с серьезными травмами мозга; они просто не могут вести нормальный образ жизни в подлинном смысле этого слова, и в результате истинный смысл их жизни заключается в тех переживаниях, которые они приносят своим родителям и близким. В данной книге я не могу в полной мере объяснить подобные случаи, так как истина, кро­ющаяся за этими самыми любящими и милыми сиротами мира, являет собой долгую и весьма трагичную историю, так что сейчас достаточно будет сказать, что мои доводы не касаются этих де­тей. Таким детям никогда не стать воинами на протяжении теку­щей жизни. С другой стороны, я горжусь родителями таких де­тей, которые смогли использовать возникшее перед ними испы­тание во благо вместо того, чтобы, как это часто бывает, сбежать прочь, обрекая этих детей на жизнь в доме для умственно отста­лых.

Приводя эти примеры, я уже слышу сердитые возгласы всех «жертв» нашего мира. Однако я отнюдь не утверждаю, будто преступления насильника можно как-либо оправдать, и не гово­рю, что водители имеют право быть беспечными за рулем. Я го­ворю лишь о том, что справедливо и обратное: никто не имеет права делать изнасилование возможным и обвинять в нем дру­гого; никто не имеет права делать водителя виновным в небреж­ном управлении, способствуя появлению полусонных или бес­печных людей за рулем. И все же прежде всего следует помнить о том, что данные книги написаны не для жертв, а для тех, кто не желает становиться жертвой, но хочет заявить свои права на силу и стать воином. Такие люди не терпят притворства и, следова­тельно, лжи. Вещи нужно называть своими именами, и люди должны встречать чистую правду с поднятой головой и со всей той честностью, на какую только способен человек, поскольку без подобной честности не может возникнуть и подлинной трез­вости.

Каждый из нас играет свою роль во всем, что случается с нами в жизни, и потому мы не менее виновны в этом, чем те, кто поступил по отношению к нам дурно. Это в равной мере отно­сится и к родителям, бросающим своих умственно отсталых де­тей, так как это переживание необходимо не только самому ре­бенку, но и этим родителям.

Таким образом, если Шон хочет добиться ясности в отно­шении того, что на самом деле происходит в его жизни, ему не­обходимо попытаться выяснить собственную роль в этих обсто­ятельствах. Иными словами, Шон не может позволить себе пог­рузиться в чувство собственной праведности и жаловаться на по­ведение брата; вместо этого он должен слиться с этой загадкой, поскольку только так он сможет понять собственный вклад в происшедшее.

Обращаясь к четвертому постулату, Шон вспоминает, что основой этой тайны является бесконечная загадка бытия. Это самое ценное указание, так как в конечном счете все испытания возникают на пути человека для того, чтобы в борьбе за их пре­одоление он больше узнал о том, кем и чем является на самом деле. Если Шон хочет сместить фокус и достичь трезвости, он не может рассматривать действия своего брата с точки зрения того, как брат с ним поступает; вместо этого он должен видеть в поведении брата то, что брат для него делает.

Представление о существовании жертв в очередной раз тре­щит по швам, и место такой жалости к себе занимает порази­тельное осознание того факта, что, проявляя несправедливость по отношению к Шону, Уиллис в действительности помогает своему брату стать воином. Это не оправдывает действий Уиллиса, но подчеркивает то, что для продолжения жизненного пути и Шону, и Уиллису нужны испытания. В этом смысле никогда не следует забывать о том, что мы просто не можем осуждать дру­гих, так как не знаем, кем и чем является другой человек. Таким образом, нельзя говорить, что Уиллис — «плохой парень», так как он делает что-то не так или в каком-то смысле хуже Шона; можно говорить лишь о том, что поступки и поведение Уиллиса по отношению к Шону являются дурными. Однако поведение са­мого Шона по отношению к Уиллису не намного лучше, так как, ощущая потребность именно в таком испытании, Шон заставля­ет своего брата вести себя дурно, то есть неявно оказывается не менее жестоким, чем Уиллис.

Я вновь подчеркиваю тот факт, что это вовсе не значит, что Уиллис имеет право так поступать. То, что он сделал, действи­тельно дурно, и эта ошибка поможет ему усвоить собственный урок. Однако то, что Уиллис совершил ошибку, совсем не озна­чает, что Шон ни в чем не виноват. В действительности, как толь­ко Шон приходит к такому пониманию, он начинает видеть, что на протяжении всей жизни он невероятно часто делал нечто та­кое, что унижало его брата, хотя при этом сам Шон исходил из самых добрых побуждений.

Haконец, Шон начинает понимать, что сам, вызвал к появлению это испытание; он начинает осозна­вать, что именно его действия привели к тому, что взаимоотношения между братьями дошли до этой стадии. Применяя принцип зеркала, Шон пони­мает, что и он, и его брат всегда стремились к высокой самооценке и убежденности в собственной значимости. У Шона это выражалось в желании быть пресловутым «добрым пастырем» для своего брата, а у Уиллиса — в стремлении быть мятежником, который никогда не ладит с окружающим ми­ром и, в конце концов, пытается обуздать действия своего «доброго пастыря». Хотя стили по­ведения двух братьев могут показаться очень непохожими, в конечном счете между ними нет никакой разницы. Смирившись с этим, Шон вынужден признать, что в этой загадке бытия все равны.

Теперь Шон описал полный круг, так как совершенно ясно, что ему предстоит серьезный перепросмотр своих взаимоотно­шений с братом, и, разумеется, это вновь направляет его на Вос­ток, к месту перепросмотра. И все же даже такое вступительное применение четырех постулатов сталкинга уже приносит Шону намного больше трезвости, чем прежде. Это невероятно важ­но, так как следует понимать, что полный перепросмотр отноше­ний с братом, скорее всего, займет у Шона несколько лет, но в его распоряжении нет такого срока. По этой причине даже те крохи трезвости, которые оказываются в распоряжении Шона прямо сейчас, невероятно ценны, и, исходя из того, что Шон уже выяс­нил, он ясно понимает, что они с братом сражаются совсем не за компанию — каждый из них по-своему готовится к битве за соб­ственную самооценку. В этом и заключается подлинное испыта­ние, настоящая битва, и потому линии напряжения вокруг Шона должны сосредоточиваться не на том, что делать с материаль­ным достатком, и не на борьбе за власть, а на том, что касается мнения о самих себе обоих братьев.

Добравшись до этого уровня, Шон, по существу, собрал всю трезвость, которая нужна ему в данный момент. Теперь он зна­ет, в чем заключается его подлинная битва и какие линии напря­жения станут для него важнейшими. Выяснив это, Шон добился выполнения первого аспекта правила сталкера: воин сам выби­рает свою битву, тем самым он начал действенно применять пра­вило сталкера. После этого Шону остается выработать ту страте­гию, которая позволит ему использовать эти линии напряжения в битве с братом.

Однако, прежде чем рассмотреть стратегию Шона, вспом­ним о самой важной причине, почему в нашей жизни вообще возникают испытания. В целом, ученики обычно настолько ув­лекаются практическим действием этой техники, так погружа­ются в ее результаты, что часто забывают усваивать то, чему учит их само упражнение. По этой причине поговорим о том, что но­вого уже успел узнать Шон благодаря этому испытанию.

Вероятно, самым важным уроком для Шона стало понима­ние, что Уиллис не превращает его в жертву, но, напротив, пре­доставляет брату чудесную возможность улучшить свою зани­женную самооценку. Даже тот краткий перепросмотр отноше­ний с братом, который успел провести Шон, уже дал ему ясно понять, что это испытание возникло лишь из-за его собственно­го заниженного мнения о самом себе. Что касается перепросмот­ра, то нужно понять, что до сих пор в отношении Уиллиса Шон провел лишь краткий непроизвольный перепросмотр, о котором упоминалось ранее. И все же по той причине, что этот перепрос­мотр проводился в контексте текущего испытания, порожден­ная им трезвость стала для Шона невероятно важной, и ее зна­чение невозможно переоценить.

Ученики часто приходят в отчаяние оттого, что перепрос­мотр дается им с трудом, и в результате вообще неосознанно пытаются забыть о существовании такой техники. Им кажется, что если они сознательно забудут, то они все равно станут воина­ми. Однако это совершенно излишне, если только ученики при­ложат легкие усилия и вспомнят одно из основополагающих из­речений:

ЕДИНСТВЕННЫМ НАСТОЯЩИМ ОБУЧЕНИЕМ ЯВЛЯЕТСЯ ПРАКТИ­ЧЕСКИЙ ОПЫТ. И ПОТОМУ ВСЕ. ЧТО ЧЕЛОВЕК ДЕЛАЕТ. ДОЛЖНО ОСТАВАТЬСЯ В КОНТЕКСТЕ ТЕКУЩЕГО МГНОВЕНИЯ

Сейчас я слышу, как сам вновь и вновь повторяю эту мысль самыми разными словами, а ученики торжественно кивают го­ловой, записывают его в свои блокноты, но три месяца спустя, когда я спрашиваю их о том, как продвигаются дела с перепрос­мотром, мелькающие на их лицах виноватые взгляды говорят сами за себя.

Если точка сборки по-прежнему жестко закреплена, человек не в состоянии достаточно успешно перепросматривать прош­лое. Почему? По той простой причине, что точка сборки застряла на месте. Нет смысла повторять все то, о чем уже говорилось в «Возвращении Воинов», так что я напомню только об одном: интеллектуальные воспоминания о прошлом не приносят боль­шой пользы и определенно не являются целью перепросмотра. Однако если помнить, что все происходящее с человеком здесь и сейчас является результатом его прошлого, то легко понять, что именно возникающие в настоящем чувства и ощущения способ­ны направить человека в его прошлое. Именно по этой причине ученикам всегда рекомендуют проводить перепросмотр, начиная с текущего мгновения и в обратном порядке. Мы неизменно на­чинаем с настоящего и возвращаемся вспять к самому мигу рож­дения — никогда не наоборот, так как большая часть людей просто не сможет проводить перепросмотр из прошлого к насто­ящему.

На примере Шона прекрасно видно, как это проявляется: причиной того, что Шон провел непроизвольный перепросмотр своих отношений с братом, стало его испытание в текущее мгно­вение. Таким образом, настоящее является для Шона самым под­ходящим временем для перепросмотра этих отношений, так как во время участия в этой битве он вновь переживет множество тех эмоций и чувств, которые постоянно возникали в его вза­имоотношениях с Уиллисом. Если Шон осознает это и, следова­тельно, будет бдительно следить за воскрешением этих эмоций и ощущений, то, возникая вновь, они позволят Шону временно сдвигать и даже смещать точку сборки и перенастраивать ее на те энергетические поля, что хранят воспоминания о забытых собы­тиях и проблемах, связанных с Уиллисом. Однако это может слу­читься лишь в том случае, если Шон намерен разобраться в цен­ности этих эмоций и ощущений. В противном случае при их воз­никновении он не обратит на них никакого внимания, так как будет одержим поверхностным значением своего текущего ис­пытания и начнет потакать бесконечному внутреннему диалогу, поощряемому рациональным умом.

Важность этого невозможно переоценить. В настоящее вре­мя Шону нет никакого смысла заниматься перепросмотром слу­чившейся в прошлом истории любви, так как она не имеет ниче­го общего с текущим испытанием. С другой стороны, если Шон попытается провести перепросмотр своих отношений с Уилли­сом, но в голове у него будут вертеться мысли о той любовной истории, Шон обязан внести в свое уравнение и этот случай, так как станет очевидным, что та история каким-то образом связана с его взаимоотношениями с Уиллисом.

Так или иначе, все, что ученик пытается воплотить на практике, должно быть связано с текущим мгновением. Это особенно важно в отношении перепросмотра, так как в про­тивном случае ученик будет разочарован сложностью этой тех­ники.

Этот принцип относится ко всем практикам и техникам. К примеру, невозможно заниматься неделанием, если в голове вер­тится беседа с другим человеком. Но разве это случается редко? Люди тратят долгие часы на раздумья о том, что им следовало сказать и почему они этого не сделали. В других случаях они пок­рываются потом, придумывая, что им нужно будет сказать в бу­дущем, но, когда предстоящий момент наступает, они почему-то никогда не произносят того, что собирались, —либо не возника­ет подходящего случая выпалить заготовленную фразу, либо, ес­ли такая возможность появляется, человеку просто не хватает смелости. Сходным образом, при попытках проанализировать сон или истолковать знак совершенно необходимо действовать, исходя из тех соображений, что смысл сна или знака должен ока­заться непосредственно связанным с тем, что происходит в жиз­ни человека прямо сейчас. Это особенно справедливо в отно­шении вещих снов, так как то, что происходит сейчас, является основой завтрашнего дня. Сила всегда кроется в текущем мгно­вении, и потому человеку следует начинать действовать, исходя из своего положения в данный момент.

Существуют две причины того, почему ученикам так трудно это запомнить. Во-первых, мышление современных людей осно­вано на разделении, и ученики тоже не являются исключением. В результате, начиная свое обучение, они никогда не замечают взаимосвязей между тем, что происходит в их жизни прямо сей­час, и окружающим миром. Во-вторых, зажатые своей социальной обусловленностью, ученики относятся к жизни так же, как и все остальные, и вследствие использования такого всеобщего взгляда на мир вновь и вновь оказываются в ловушке поверхнос­тного отношения к явлениям. Это особенно справедливо по от­ношению к чувству собственной важности, так как ученики нас­только внимательно следят за тем, чтобы его не проявлять, что большую часть времени просто смешно наблюдать, какими на­пыщенными они становятся в своем самодовольстве.

Обладая разделяющим по своей природе мышлением и вос­принимая все вокруг исключительно поверхностно, в начале своего пути ученики обычно так заняты своими попытками быть воинами —то есть стремлением убедить себя в том, что они уже воины, — что совершенно забывают о том, что воином можно стать только в контексте повседневной жизни. В результате та­кие ученики становятся жертвами искушения оценить свои дос­тижения сравнением с поведением других. Вообще говоря, это прекрасное упражнение, если только ученик помнит (а это слу­чается редко), что оценивать нужно поведение, а не другого чело­века. Не осознавая того, ученики время от времени вновь совер­шают фатальную ошибку, сравнивая самих себя с другими. Окон­чательным результатом становится то, что они неизбежно начи­нают видеть собственные недостатки, но, в стремлении добиться более высокого мнения о себе, забывают о том, что недостатки представляют собой дорогу человека к силе. Вместо этого подоб­ные ученики пытаются прикрыть свои недостатки, притворяясь, что они уже стали безупречными воинами — во всяком случае, стали безупречнее других, то есть быстрее двигаются по пути к превращению в воинов. Они не осознают того, что чувство соб­ственной важности выгнулось назад, словно кончик кнута, и вот-вот ударит ученика прямо по затылку!

Пока чувство собственной важности не побеждено, переп­росмотр никогда не приводит к чему-то большему, чем проявле­ние огромной жалости к себе, которое очень часто возникает, когда ученик припоминает, какие трудности ему пришлось пере­жить в прошлом. Подлинный перепросмотр может начать при­носить плоды лишь после того, как ученик приложит сознатель­ные усилия и прекратит индульгировать в своем убеждении в том, что он — жертва, и придет к пониманию того, что это ощу­щение жертвы вызвано только чувством собственной важности. Это чрезвычайно важный принцип, поскольку, если человек об­ладает истинным смирением, у него никогда не возникнет ощу­щения, будто он стал жертвой обстоятельств, — только твердое понимание того, что он имеет дело с испытанием.

Столкнуться с испытанием — совсем не то же самое, что стать жертвой. Однако люди слишком часто поддаются своему страху, но при этом предпочитают не признаваться себе в собс­твенной трусости и прикрываются ощущением собственной правоты и горькими жалобами на то, что окружающие не имеют права поступать с ними так жестоко. На примере Шона легко заметить, что, оставаясь в рамках своей социальной обусловлен­ности, он, скорее всего, немедленно пришел бы к выводу, что Уиллис обращается с ним жестоко и несправедливо. После этого Шон восстанавливал бы справедливость с помощью негодующе­го фыркания, высоко задранного носа и каменного выражения лица, которые дали бы понять всему миру, как ужасно он страда­ет. Однако потакать такому поведению означает подниматься к вершинам высокомерия и становиться олицетворением самого чувства собственной важности, так как подобные поступки под­разумевают неприкосновенность святости человека и такое его совершенство, словно этот человек — единственный на свете, кому не нужны те дары силы, что приносят всем нам жизненные испытания. В конце концов, как это кто-то осмелился бросить ему вызов? Иными словами, как этот кто-то осмелился так по-свински с ним обойтись?

Уничтожение чувства собственной важности во многом по­хоже на избавление от социальной обусловленности, так как не существует особой техники, позволяющей сделать и то и другое. Чтобы лишиться чувства собственной важности и социальной обусловленности, человеку следует применить на практике все учения и все техники. Однако стоит отметить, что самый быст­рый и надежный способ, который наносит смертельный удар чувству собственной важности, заключается в использовании четырех постулатов сталкинга и правила сталкера для изучения того, как проводится выслеживание восприятия. Как стало по­нятно на примере Шона, это делает возможным подлинный и содержательный перепросмотр, и, после того как человек начи­нает видеть свою жизнь такой, какая она есть, любые ощущения себя как жертвы и, следовательно, все проявления чувства собс­твенной важности начинают легко и естественно исчезать.